тестовый баннер под заглавное изображение
«Творческий удел Плисецкой есть чудо, дарованное нам. Человек получил свой дар откуда-то свыше и вернул его людям в целости и сохранности и даже с большим преувеличением», — писала о танце Майи Плисецкой Белла Ахмадулина, большой поэт и близкая подруга танцовщицы. А в качестве эпиграфа к своему «Послесловию к автобиографии Майи Плисецкой» Белла Ахатовна предпослала строчку из своего же стихотворения, посвященного Блоку: «Чем больше имя знаменито, тем неразгаданней оно…». И чувствовала эту загадку не только Ахмадулина, но и все, кто хоть раз соприкасался с творчеством великой балерины XX столетия. Но в чем она? Попробуем поискать ответ.
«Как годы рождения и смерти на гробовом обелиске»
Ей много дарили подарков, и нетрудно догадаться, какой самый распространенный среди них — лебедь. Грациозная птица из стекла, фарфора, хрусталя, металла… Даже деревянные были, расписанные в русском стиле, подобно народным промыслам. Потому что самой выдающейся партией в репертуаре Плисецкой была Одетта–Одиллия в «Лебедином озере», исполнение которой стало каноническим.
Майе было всего 22 года, когда в 1947 году она впервые станцевала этот балет Чайковского. Невыразимо загадочной была ее Одетта–Одиллия, главная партия Плисецкой в Большом театре, — она танцевала ее только здесь более 800 раз! Она признавалась: «Я танцевала его тридцать лет: 1947–1977. Это как годы рождения и смерти на гробовом обелиске». А в 1946-м 21-летняя балерина записывает в дневнике: «Очень бы хотелось танцевать «Лебединое озеро», но Лавровский говорит, что коварная обольстительница Одиллия у меня не получится…».
Как же ошибся Лавровский! Ее первый спектакль оказался дневным. «Я не верила сама себе, что танцую, что исполнилась мечта. Все участвовавшие в спектакле аплодировали мне после каждого акта на сцене… Финал акта — уход Одетты — я просто сымпровизировала. Вышло недурно». Елизавета Павловна Гердт, с которой Майя репетировала эту партию, тогда сказала: «Так и оставь. Ты взаправду будто уплываешь». Так и оставила…
Теперь ее загадочные, фантастические руки — часть знаменитого на весь мир стиля Плисецкой. До нее в классике они не были такими свободными, а у Плисецкой в танце руки пели, завораживая своим движением, как бы передавая полет лебединых крыльев.
Еще один выдающийся «Лебедь» на музыку Сен-Санса. Его она где только не танцевала: и на кузовах сдвинутых друг с другом грузовиков, и на траве свежевыстриженного газона, после чего пуанты становились абсолютно зелеными… И опять же эту партию Майя станцевала по-новому — не так, как танцевала создательница этого номера Анна Павлова. Плесецкая даже ходила в зоопарк и наблюдала за поведением птиц.
Фото: личный архив М. Плисецкой
Заплаканная Майя упорно повторяла: «Они же тебя убили!»
До войны отец Майи, Михаил Плисецкий, работал директором «Арктик-угля» и затем был генеральным консулом на Шпицбергене. А мама, Рахиль Мессерер, была звездой немого кино. В 1928 году с ее портретом на обложке вышел журнал «Советский экран». «Яков Протазанов считал, что ее библейская внешность принадлежит к восточному типу . Поэтому предложил маме сниматься в главных ролях на новой киностудии «Узбекфильм» в фильмах, главная тема которых освобождение женщин Востока от ига шариата.
Четырехлетняя Майя на просмотре фильма «Прокаженная» расплакалась на весь зал, увидев, что басмачи бросили героиню под копыта лошадей. Мама долго успокаивала ее, повторяя, что это кино, все не по-настоящему и с ней все хорошо. Но заплаканная Майя упорно повторяла: «Они же тебя убили!» — вспоминал в своей новой книге Азарий Плисецкий.
Когда в 1931 году семья добиралась на Шпицберген через норвежскую столицу, хозяйка детского кукольного магазинчика (родители Майи делали там покупки) подарила Майе расположенный в витрине сервиз — настолько девочка понравилась хозяйке магазина.
А по возвращении в Москву в 1937 году отец был арестован и расстрелян. Затем арестовали мать, отказавшуюся подписать показания, что ее муж враг народа. Рахиль Мессерер арестовали в начале марта 1938 года и вместе с грудным сыном Азарием выслали в Казахстан, в Акмолинский лагерь жен изменников родины (АЛЖИР). Майю тогда на воспитание взяла тетя — прима-балерина и звезда Большого театра Суламифь Мессерер. Майя первое время ничего не знала о судьбе своих родителей, потому что они говорили ей при прощании, что их срочно отправляют в командировку на Шпицберген. А тетя Суламифь «регулярно отправляла Майе с Московского телеграфа телеграммы якобы с архипелага и якобы подписанные мамой», — пишет Азарий Плисецкий.
Увы, в мирное время из-за принципиальности Майи в вопросах профессии отношения с тетей, спасшей ей жизнь, испортились навсегда.
Фото: личный архив М. Плисецкой
«В мире моды для меня все начинается и заканчивается Пьером Карденом»
В жизни Плисецкая была непритязательным человеком. Когда-то жила в коммуналке, где на 30 человек была одна ванная… Поэтому для жизни ей необходимо было только личное пространство, своя ванная и горячая вода… «А больше ничего и не надо», — говорила она. Но было одно исключение: Майя Михайловна любила красиво и элегантно одеваться.
Считала, что одежда формирует образ и по одежде можно судить о человеке. Для нее шили платья самые легендарные кутюрье XX века, но сама Майя Михайловна считала, что в мире моды лично для нее «все начинается и заканчивается Пьером Карденом». Их в Париже познакомила Надя Леже.
Карден одел «Анну Каренину» — придумал аж 10 костюмов, легких и не сковывающих движения. Одно платье совершенно воздушное — из темно-зеленого газа с сиреневыми цветами по всему полю. Атласный пояс-бант сзади имитировал моду XIX века. К сожалению, имя Пьера Кардена не стояло на афише Большого театра: премьера состоялась в 1972 году, а тогда считалось, что не может иностранный художник делать костюмы в советском театре, будь это даже сам месье Карден.
Но до поездки в Париж и знакомства с Карденом Плисецкая была невыездной. А красиво одеваться ей хотелось всегда. И во времена тотального дефицита в СССР на помощь ей приходила некая спекулянтка Клара, которая закупалась у жен дипломатов, а потом продавала вещи втридорога, в основном невыездным артистам Большого театра, в том числе и Плисецкой. Чтобы заработать на «Кларины сокровища», приходилось выступать в сельских клубах, в Домах культуры с полуразрушенными полами. Зато окружающие считали балерину модницей…
Знаменитый танцовщик и руководитель балета Парижской оперы в 30–50-х годах Серж Лифарь познакомил ее с Коко Шанель, которая попросила звезду балета примерить изящный костюмчик из светлого шелка (костюм-мундир, как она его называла). Майя так изящно дефилировала в этом костюме, что Шанель пришла в восторг и подарила его балерине.
А Ив Сен-Лоран? Он создал для нее костюм к балету Ролана Пети «Гибель розы» — хитон, похожий на лепестки розы. Ткань имела сложный оттенок розового цвета, изменчивый к тому же под светом софитов. Видно было, что роза больна и гибнет, как в стихотворении Уильяма Блейка, по которому и поставлен балет. И главное в нем — снова руки! Волшебные руки Плисецкой.
«Прикройте, Майя, голые ляжки»
А вот костюм балерины к балету «Кармен-сюита», одной из самых любимых ее работ (хореограф Альберто Алонсо), в 1967 году создал двоюродный брат Плисецкой Борис Мессерер. Минимализм, необычное сочетание цветов и предельная откровенность — из-за этого балет долго не принимали. Знаменитую фразу — «Прикройте, Майя, голые ляжки. Это сцена Большого театра, товарищи!.. У вас Кармен какая-то падшая женщина», — произнесла самая высокопоставленная фанатка и подруга Плисецкой министр культуры Екатерина Фурцева.
И вот тогда сказалась принципиальность Майи — дружеские отношения с Фурцевой были разорваны раз и навсегда. «Майю нельзя было гладить против шерсти, — пишет в своих воспоминаниях родной брат Плисецкой Азарий. — Простить Фурцевой неприятие своего главного детища она не могла». А ведь Фурцева как никто поддерживала и продвигала Майю, и тем не менее… Принципиальность — ключевое для нее качество. Оно не раз вредило, и прежде всего ей самой.
Та же вездесущая Надя Леже познакомила Плисецкую и с Марком Шагалом. Они сразу понравились друг другу. Майя позировала Марку: они смеялись, шутили, обменивались комплиментами, а художник набрасывал угольком линии на ватман. Авторские литографии он подписывал так: «Для Майечки с любовью», «Для Майи с сердечным приветом». На одной литографии изображен юноша, играющий на свирели; скрипка на фоне и голубь мира — символы того, что искусство должно примирить человечество. На второй — цветочная композиция на фоне деревни, матери с младенцем и шагаловского ангела. А потом Майя узнала себя на знаменитом панно Марка Шагала в Метрополитен-опера.
Когда один танцовщик дарит свои ботинки другому
Все балеты, написанные Щедриным, композитор посвящал Майе: «Конек-Горбунок», «Кармен-сюита», «Анна Каренина», «Чайка». В 1985 году состоялась премьера балета «Дама с собачкой», и это был подарок Щедрина Майе Михайловне на ее 60-летие. А 80-летие она отмечала на сцене Кремлевского дворца — Большой театр тогда был закрыт на реконструкцию. На этом вечере она танцевала зажигательный танец фламенко в платье от Пьера Кардена, и ее партнером был знаменитый испанский танцовщик, звезда фламенко Хоакин Кортес. Прямо во время танца Кортес снял свои ботинки и протянул их Майе. С ботинками в руках она продолжала свой зажигательный танец. А потом за кулисами Кортес подарил их Майе, на каждом подписав свое имя и пожелание. В Испании этот специальный символический жест, когда один танцовщик дарит свои ботинки другому, считается высшим признанием.
В Испании с ней был такой случай: на корриде, которую она очень любила, в самый напряженный момент зрелища она даже выпрыгнула на арену. Испанцы были в восторге!
А футбол! Да яростнее фанатки этот вид спорта не знал! К футболу Майя относилась как к искусству. В СССР их любимой с мужем командой была ЦСКА. Она болела даже не за команду, а за отдельных ее игроков и очень ценила, когда игрок красиво двигался на поле и красиво забивал голы. Именно после матча мюнхенской «Баварии» и берлинского футбольного клуба Майе Михайловне стало плохо с сердцем. Ее тут же госпитализировали, но через несколько дней балерины не стало.
«Спящая красавица». Фото: личный архив М. Плисецкой
Щедрин три раза ответил: «Быть со своей женой»
Впервые они познакомились на вечере у Лили Брик, куда оба были приглашены. Родиону Щедрину было тогда 22 года, а Майе Плисецкой на семь лет больше. Она к тому времени уже побывала замужем за Марисом Лиепой и развелась. Слухи, что ее первого мужа увела дочь Леонида Брежнева, беспочвенны. Галина Брежнева познакомилась с танцовщиком и влюбилась в него в конце 60-х. А расстались Майя и Марис после кратковременного увлечения друг другом довольно скоро, в том же 1956 году, что и поженились. Тогда, никого не предупредив, «после регистрации Майя привела новоиспеченного супруга к нам домой и объявила маме: «Мы с Марисом поженились». «Ну, с этим не поздравляют», — вскользь обронила мама, которой с самого начала было понятно, что этот брак долго не продлится», — пишет в своей только что вышедшей книге «Век Майи» Азарий Плисецкий. Действительно, прожив вместе всего несколько месяцев, супруги развелись — не сошлись характерами.
А с Щедриным… Тогда, у Лили Брик, балерина и композитор лишь недолго пообщались. Вторая встреча состоялась в 1958 году, уже в Большом театре. Щедрин тогда работал над балетом «Конек-горбунок». Майя исполняла в балете партию Царь-девицы. Щедрин присутствовал на репетиции. Все балерины репетировали в балетных репетиционных костюмах, а Майя единственная была в облегающем эластичном купальнике, привезенном из Франции, — суперновинке того времени. Репетиция длилась около часа, и когда Майя Михайловна спросила, не нужно ли показать что-то еще, Щедрин ответил: «Нет, мне вполне достаточно».
Взаимное чувство зародилось очень быстро, и они пронесли его через всю свою жизнь. Пример таких удачных браков двух талантливых людей в творческой среде большая редкость. Когда в телеинтервью Владимир Познер спросил в конце своей программы о его самых заветных желаниях, Родион Константинович трижды повторил: «Быть со своей женой».
«Умирающий лебедь». Фото: личный архив М. Плисецкой
Как удается сохранить идеальную форму?
Ее дом, где она прожила большую часть своей жизни, по-прежнему стоит на Тверской; 6-й этаж, квартира 31. Кстати, это первый кооперативный дом 1936 года на улице Горького… Трехкомнатная скромная квартира, без показной роскоши и излишеств, которые, кажется, должны сопровождать легенду; антиквариата из мебели и фарфора здесь нет и никогда не было. Не потому что Майя Михайловна жила вне материального мира — просто у нее были свои ценности.
Своих гостей, даже самых знаменитых, Майя Михайловна принимала на кухне. На этой кухне у Майи пили чай ее друзья: Мстислав Ростропович, Галина Вишневская, Валерий Гергиев. Лиля Брик учила домработницу Плисецкой секретам кулинарного мастерства. Сама Майя Михайловна почти не готовила. Не было времени. Максимум наскоро жарила яичницу. Когда была бессонница, готовила овсяную кашу. Любила соленья и сама засаливала лисички.
Майя Михайловна обычно обходилась легкими ланчами. По воспоминаниям ее двоюродного брата Бориса Мессерера, они состояли из кусочков овощей, фруктов, рыбы или мяса.
Щедрину в жене все нравилось, он писал, что с Майей все мило: «…Как она гудит на кухне и заваривает кофе, как пьет воду, как раскладывает пасьянсы. В доме нет и следа той экстравагантной женщины, триумфаторши на сцене. Но даже здесь, на кухне, Майя всегда оставалась в сфере своего искусства».
