Исаак Левитан. Золотая осень. 1895
тестовый баннер под заглавное изображение
Глазами Исаака Левитана
Вместо тысячи слов восхищения осенью — около сотни полотен. Так признавался в любви золотому времени года Исаак Левитан. О трепетном отношении мастера к золотому сезону вспоминает художник Петр Петровичев: «Один раз мы с ним шли в осеннюю пору, хороший день был. Он говорит: «Смотрите, как все это хорошо, как насыщенно, как все это поет. Такую насыщенность природы передать очень трудно и тяжело, а можно передать». Я шел с ним почти рядом, слушал, что он говорит, и в это время тросточкой смахивал желтые листочки. «Петровичев, что вы делаете?… Как вам не стыдно! Вы сшибаете листочки. Они все равно сами упадут — это одно, а когда вы сшибаете, вы вред приносите дереву, оно болеет». Я ему на это говорю: «А я слышал, что вы на охоту за дичью ходите, вы убиваете птиц, живых зверей, как это, хорошо?» — «Да, верно, нехорошо, но это страсть, я борюсь с этой страстью, но никак не могу побороть, а вы от нечего делать».
Сколько можно с ходу вспомнить пейзажей Левитана, где присутствует человек? Редкий пример тому — «Осенний день. Сокольники», и то фигура женщины — не результат работы самого художника. Даму, гуляющую по осеннему парку, изобразил его друг по Училищу живописи, Чехов Николай Павлович — брат знаменитого писателя. Сложно сказать, какой именно осенний месяц отражает художник, некоторые указывают, что Левитан изображает раннюю осень, но голые деревья говорят о финишной прямой ноября.
Исаак Левитан. Осенний день. Сокольники. 1879
Год написания полотна — 1879-ый, когда был издан указ, запрещавший евреям жить в Москве. Молодому художнику пришлось тогда уехать в Салтыковку. Если быстро пробежаться по его знаменитым работам, то далеко не все произведут впечатление печальное, тоскливое. Оттого «Осенний день. Сокольники» еще больше выделяется — здесь одиночество, тоска, пустынность, словно плач на холсте, и при этом — любование природой, которая яркими красками прощается с нами перед тем, как уйти на зимний покой, движение облаков на небе, листьев, подхваченных с земли ветром… Странную трагическую красоту заметил Павел Третьяков, который обратил внимание на эту работу во время ученической выставки и приобрел ее.
Совсем иначе звучит «Золотая осень» 1895 года, которую заслуженно относят к левитановским шедеврам. Как сейчас принято говорить, романтизировал осень до того, как это стало мейнстримом. Этот пейзаж ярче других работ в прямом смысле — художник обращается к нехарактерно пестрым для себя краскам, отказываясь здесь от привычных приглушенных оттенков. А речка, несмотря на обилие солнца, кажется ледяной — удивительная игра палитры! В такой водице уже и ножки не помочишь…
Но эта картина еще и с секретиком. В 1896 году Павел Третьяков приобрел «Золотую осень» у автора за 700 рублей (около 5,5 млн рублей на сегодняшний день), картина тогда путешествовала по империи с Передвижной выставкой. В ноябре 1896 года полотно прибыло в Харьков, где с ним случилось несчастье (не такое, как с драгоценностями в Лувре, конечно): на картину упал медный козырек настенного калорифера и порвал холст насквозь. Если бы художник не написал об инциденте в письме своему другу Илье Остроухову, задокументировав его, то история, возможно, осталась бы на уровне легенды, потому что реставратор Дмитрий Арцыбашев искусно ликвидировал все последствия повреждения.
Константин Алексеевич Коровин. Осень. Аллея в Жуковке. 1888
Глазами Константина Коровина
«Дождик ночь и день. Кончились ясные дни. Желтые осины осыпают мое крыльцо и дорогу у сарая. Угрюмо серые тучи повисли над темным садом. Скучно. Одиноко старая беседка дремлет под липами. <…> Осенний день. Но в этом дожде, в сером дне, в запахе дыма какая родная жизнь. Необъяснимое чувство русской тоски связано живой нитью со мной, с душой, с дружбой, с мокрой крапивой у сарая и с тусклым огнем в окне избы лесного сторожа. Как я люблю ушедшие и уходящие дни, вечера и ночи прекрасной страны моей. Бесценные, живые ковры. Как незабвенны вы в воспоминаниях о моей родине…» — как тепло пишет об осени Константин Коровин в мемуарах «Моя жизнь». Еще теплее ее изображает.
В Жуковке (Тульская область), которая словно была создана для пленэра, Коровин провел на даче Поленовых лето и осень 1888 года крайне плодотворно, писал на одном дыхании. «Осень. Аллея в Жуковке» — одна из ранних работ художника, родившаяся на даче у Василия Поленова. И здесь, как и в его мемуарах, снова контраст: березы по левой стороне аллеи уже оголили свои ветви, а по правую еще хвастаются густым осенним золотым нарядом, небо серое, без солнца, но при этом от картины не ощущаются ни тоска, ни печаль, ни сожаление об ушедшем времени. Совсем наоборот: в умирании природы — движение, в ней жизнь, принятие происходящего и радость. Быть может, об этом век спустя Эльдар Рязанов напишет: «У природы нет плохой погоды»?
Глазами Игоря Грабаря
«Сентябрьский снег» Игоря Грабаря — одна из самых удивительных работ художника, контрастная, противоречивая и гармоничная одновременно.
Сам художник вспоминает: «Проснувшись как-то утром и взглянув в окно, я к удивлению увидел, что выпал снег: весь сад был в снегу, снегом была засыпана колонная терраса. Зрелище снега с ярко-желтой листвой было столь неожиданно и в то же время прекрасно, что я немедленно устроился на террасе…»
Ничего не напоминает? У художника тогда просто не было телефона с фотокамерой, как у нас сейчас, потому он тут же сел за холст. А в наши дни мы бы делились фотографиями первого раннего снега в соцсетях. При этом, пожалуй, обычно первый снег (который непременно растает) мы ждем не раньше праздника Покрова в середине октября, но современная история прекрасно помнит пургу в конце апреля и снегопад в начале мая, а потому снег в сентябре сегодня нас мало удивит как факт, но обратит на себя внимание красота контраста природы, которая еще не успела расстаться с листвой, и снежной стихии, которая уже пришла проведать землю, на которой вскоре ей предстоит поселиться на несколько месяцев.
Красоту контраста двух сезонов художник застал в имении Титово Калужской губернии, когда гостил у тетки. Исследователи говорят, что в этом полотне, помимо удивительного явления природы, заложена тоска по угасающей усадебной жизни. Сама по себе усадебка и впрямь выглядит грустно — потрескавшиеся колонны, некогда элегантные, так и слышен скрип подгнивших полов старинного портика-террасы… При этом снова противоречие: снег, посеребривший полы и перила, не добавил уныния, а напротив, обновил и освежил вид старого дома.
Иван Федорович Шультце. Осенний вечер.
Глазами Ивана Шультце
Имя художника Ивана Шультце мало знакомо широкой публике — многие из его работ разошлись по частным коллекциям, часть жизни провел в эмиграции в Европе, а потому в советские годы о нем не вспоминали. Он был мастером люминизма — течения, в котором художники особенное внимание обращали на свет, фронтменом люминистов был Архип Куинджи, а идеи мастера развивал его ученик Шультце.
Для люминистов главным были источники света, Куинджи играл с лунным сиянием, а Шультце отдал предпочтению солнечным лучам и их отражению в природе. Если вбить в поисковике запрос «Шультце осень», то увидим ряд разнообразных изображений как русской осенней природы, так и европейской, французской, в частности. Мастер обращается к осени в разные периоды творчества — и в России, и за рубежом после эмиграции, потому что время, когда природа, казалось бы, увядает, лучше всех подходит люминистам, у которых главные герои — не люди, мир Шультце лишен человека и даже животных, его действующие «лица» — цвет и свет. В позолоте листвы ярче всего отражаются лучи солнца: такого не увидеть ни летом, ни зимой и уж тем более весной. Главный природный источник света, солнце, у Ивана Федоровича как настоящее, создается впечатление, что за холстом есть дополнительный светильник. Осень в его живописи — не тоска, не меланхолия, а повод рассмотреть яркость красок окружающего мира, напоследок, перед наступлением зимы, согреть душу и сердце под рассеянными листвой лучами…
