тестовый баннер под заглавное изображение
Но сколькие «испорченные квартирным вопросом» классики словесности остались — по не зависящим от литературы причинам — за бортом райского оазиса, расположенного к тому же на диво удобно, близ банного комплекса! Потеснив законных претендентов из обещанных им кущ, пишущую братию разбавили выцарапанным у кровавой чилийской хунты Луисом Корваланом (отражено в частушке: «Обменяли хулигана (диссидента Буковского) на Луиса Корвалана»), облагодетельствовали мадам Кристин Онассис с русским мужем-неписателем Каузовым, я своими глазами видел миллионершу в замызганном овощном, она рылась, выискивая средь гнилых клубней мерзлой картошки пригодные, сыпала в клеенчатую сумку облепленную комьями земли морковку…
Поэт Владимир Карпеко пришел на прием к первому секретарю Московской писательской организации Феликсу Кузнецову и спросил, почему ему, фронтовику, отказано в заветном ордере на вселение. Феликс Феодосьевич напустил важности (он вообще держался солидно, степенно, пафосно, как и подобает крупному руководителю) и ответил:
— При распределении квадратных метров исходили из степени литературных заслуг…
Фронтовик перебил:
— Я боевой офицер, имею именное оружие. Если не получу квартиру, вас застрелю.
И ушел.
Ошарашенный начальник вызвал секретаршу Марию Ивановну (от нее и стала известна эта эпопея), принялся расспрашивать: что за человек Карпеко?
Мария Ивановна шефа успокоила:
— Ну, контужен… Все поэты контуженные, если рассуждать здраво.
— Он сказал, что застрелит!
— Он? Застрелит? Да никогда! — рассмеялась Мария Ивановна. — Только грозится… — Но призадумалась. — Хотя… — И опять рассмеялась, стала уверять: на крайние меры Карпеко не способен.
Однако ее секундное колебание и сомневающееся «хотя…» склонило чашу весов. Фронтовик получил заслуженную им квартиру.
