Фото: en.wikipedia.org
тестовый баннер под заглавное изображение
Собственно, тему в значительной мере раскрыл уже первый доклад, сделанный, как несложно догадаться, хозяином мероприятия. “Нюрнбергский процесс был беспрецедентным событием, – заявил, открывая заседание, председатель “информационной” комиссии верхней палаты Алексей Пушков. – Ничего подобного не было никогда… Были отдельные решения по виновникам этих войн… Но никогда зачинщики войны и массового уничтожения людей не были предметом суда на международном трибунале.
Причина состоит, конечно, в беспрецедентной сущности германского нацизма. Ни с чем подобным человечество не сталкивалось до той поры. И на чрезвычайный вызов был найден беспрецедентный чрезвычайный международный юридический ответ”.
По словам сенатора, значение Нюрнбергского трибунала включает в себя две важнейшие составляющие. Во-первых, его материалы, наряду с Уставом ООН, заложили основы современного международного права. “Ну и второй аспект, конечно, морально-политический, – продолжил Пушков. – Он состоит в том, что перед всеми государствами стоит обязанность не позволить возродиться этому чудищу, которое родилось в 1920-1930-е годы в Германии и еще нескольких странах Европы”.
В то время как в России, подчеркнул сенатор, Нюрнбергский процесс и по сей день “не выпал из поля общественного внимания”, в странах Запада ситуация иная: “Если жестко следовать выводам Нюрнбергского трибунала, то многие политические силы, на которые сейчас опирается Запад и которые, кстати, включены в западную систему координат, являются наследниками – если не прямыми политическими наследниками, то в каких-то отношениях идейными – тех структур и организаций, которые были осуждены на Нюрнбергском процессе…
Позволю себе процитировать известную фразу Брехта: “Еще способно плодоносить чрево, родившее чудовищного зверя”… Мы можем говорить об определенном возрождении неонацистских тенденций в современной Европе. При потворстве, в общем-то, Запада”.
Выступление сенатора задало тон развернувшейся дискуссии, напоминавшей временами трибунал над бывшими союзниками СССР – как западными, так и восточноевропейскими. Причем обвинялись они не только в забвении Нюрнберга, его уроков, но и в военных преступлениях, совершенных по отношению к немецкому населению. Эта довольно неожиданная для мероприятий подобного формата нота прозвучала, в частности, в выступлении Валерия Фадеева – советника главы государства, председателя Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека.
Фадеев напомнил о жестоких бомбардировках немецких городов американской и британской авиацией, унесших жизни сотен тысяч мирных жителей. “Американская комиссия после окончания войны изучала последствия бомбардировок, – рассказал советник президента. – И эта комиссия была очень разочарована. Потому что, по их расчетам, должно было быть убито более трех миллионов человек. А убито всего 600 тысяч… Это разочарование… о многом говорит. О моральном облике”.
Не лучше, по словам Фадеева, обстоят дела и с моральным обликом бывших наших собратьев по соцлагерю: “Расстреливали беженцев немецких в 1945-1947 годах… Польские и чешские добропорядочные граждане стреляли по этим беженцам… высаживали с поездов… расстреливали и закапывали в ямы. Пока был Советский Союз, мы закрывали на это глаза. До недавнего времени как-то неудобно было об этом вспоминать”.
Вывод же председателя СПЧ таков: “Не надо забывать о собственных ошибках и преступлениях, но уровень нравственности политики российской в мировом контексте – это, скорее, достойно подражания”.
С несколько неожиданной стороны подошел к теме Нюрнберга и заместитель главного редактора “Российской газеты” Николай Долгополов. Он поделился тем, что ему рассказывал отец, находившийся в числе освещавших Нюрнбергский процесс советских журналистов. Процесс отбора в этот пул, поведал Николай Михайлович, опираясь на отцовские воспоминания, был очень строгим. Многие были отсеяны.
Сперва с кандидатом беседовал – тет-а-тет – министр иностранных дел СССР Вячеслав Молотов. “Потом был вызов в совершенно другую организацию, – продолжил Долгополов. – Эта организация отсеивала еще больше людей. И там разговор был другой: поменьше общайтесь с иностранцами, сосредоточьтесь на освещении процесса, но в то же время устанавливайте с иностранцами дружеские, товарищеские связи”.
Мораль этих мемуаров, правда, не совсем ясна. Примером, достойным подражания, такой тотальный контроль власти над прессой Долгополов, правда, не назвал. Но ни малейшего осуждения этой практики в его словах тоже не прозвучало. Прозвучало, скорее, плохо скрытое восхищение строгим “порядком”. Впрочем, может быть, и показалось.
Но в чем с Николаем Михайловичем никак нельзя не согласиться, так это в том, что “много осталось тайн на этом процессе”. В качестве примера он привел, в частности, смерть Геринга: “Отец говорил, что невозможно было без ведома американцев пронести вот все это (ампулу с ядом. – “МК”). Но пронесли. Как, кто? Это до сих пор тайна”. Не вполне ясна журналисту и фигура Гофмана, личного фотографа Гитлера, отделавшегося легким наказанием.
Но на самом деле вопросов, остающихся без ответа, гораздо больше. Об одном из них на заседании рассказала директор Государственного архива Российской Федерации Лариса Роговая: “С согласия четырех сторон в 1946-1949 годах было подготовлено полное официальное издание документов процесса – на английском, немецком и французском языках. К сожалению, на русском языке это издание не состоялось”.
Да-да, несмотря на то, что Нюрнберг был и остается у нас в фокусе государственно-политического внимания, ни в СССР, ни в постсоветской России материалы процесса полностью так и не были опубликованы. Почему? Эта тайна тоже ждет своего пытливого исследователя.