Фрагмент панно с автопортретом.
тестовый баннер под заглавное изображение
Очевидно, что в выставочном пространстве продумано все, включая фотозону (и не одну): уже на лестнице, ведущей к выставке, приходится лавировать, чтобы не помешать фотографирующимся сделать снимки на фоне знаменитой «Прогулки», с мотивом полета, излюбленного художником и его поклонниками, в этой работе — парение, влюбленность, радость, счастье, возведенное в абсолют, когда вопреки пословице о том, что синица в руках лучше журавля в небе, герои «Прогулки» показывают, что держать в руках вполне можно и журавля.
В логике выставки прослеживается хронология повествования — подробный рассказ о семье с портретами родителей, но здесь смысловой подцентр, неочевидный, но важный, — «Портрет брата Давида с мандолиной». Брата Марк Захарович изображал многократно. В книге «Моя жизнь» художник пишет: «Я написал твой портрет, Давид. Ты смеешься во весь рот, блестят зубы. В руках — мандолина. Все в синих тонах. Ты покоишься в Крыму, в чужом краю, который пытался перед смертью изобразить, глядя из больничного окна. Сердце мое с тобой». Давид очень рано ушел из жизни — заболел туберкулезом и скончался в Крыму, вдали от семьи. Портрет, что следует из фрагмента книги, написан уже после ухода брата из жизни.
С семьей художника связаны не только многочисленные рисунки и полотна, но и мебель. В 1996 году племянница художника Ида Гольдберг собралась уезжать в Германию. В ее двухкомнатной квартире было немало мебели, перевезенной ее матерью, сестрой Шагала, из Витебска. Семья не могла забрать мебель с собой, а потому было решено передать ее Русскому музею, но, увы, несмотря на аутентичность, музей не смог приобрести мебель — она не представляла художественной ценности, хотя ее «фишка» была в том, что она принадлежала семье художника. Для мебели нашелся частный покупатель, который приобрел предметы и передал музею во временное хранение. Восстановленный интерьер комнаты семьи Шагала впервые прибыл в Москву, здесь еще одна фотозона — мало кто проходит мимо зеркального шкафа, не запечатлев в отражении себя. Судя по обстановке комнаты, в ней ждут гостей — стол сервирован, прибрано, все готово к уютному домашнему приему.
Самый большой зал посвящен масштабным панно из Еврейского камерного театра, которые Шагал создал по просьбе Абрама Эфроса. Всего было девять панно, но два из них были утрачены, что именно с ними произошло, остается загадкой и по сей день. На самой крупной работе — «Введение в Еврейский театр» — внимательный зритель легко узнает самого Эфроса, на руках у которого легко узнаваемый Марк Захарович. Напротив — еще несколько панно, чередующихся с окнами, за одним из «стекол» просматривается силуэт художника, эффект, словно он здесь, с нами, и мы вернулись в 1973 год, когда Марк Захарович посетил СССР и специально к его визиту в Третьяковской галерее раскатали валы, на которых там хранились панно. Однако мы все же в 2025-м, и в Пушкинском.
Отчасти выставка Шагала — посвящение легендарному директору Пушкинского музея Ирине Антоновой, тонко намекает на это экземпляр книги Мейера «Марк Шагал: жизнь и творчество» с дарственной надписью самого Шагала: «Для Ирины Александровны Антоновой на добрую память», связка вполне ясна: именно Ирина Александровна поспособствовала «возвращению» Шагала в Россию, который почти четыре десятка лет находился под негласным запретом: в 1987 году именно в Пушкинском состоялась масштабная выставка Марка Захаровича.
Немало на выставке работ, посвященных теме любви, — «Еврейская свадьба», довольно потешная и полная искренности: не строгая церемония, полная символизма и ритуалов, а веселое гулянье, танцы, ликование. И здесь стоит отметить, что говорить о Шагале и не упомянуть о его супруге Бэлле было бы неправильно. Ее образ если и не стал одним из главных на выставке, то сама она точно была одним из смысловых центров в его жизни. Супругу Бэллу художник тоже изображает многократно. «Венчание» 1918 года написано три года спустя после самого события, но красный балдахин, под которым обычно совершается таинство, у художника заменен ангелом, благословляющим их союз. На щеке супруги — будущая жизнь, их дочь Ида.